Довольно неспокойно обстоит дело в рыбной отрасли России — в то время, когда президент нежно целуется с одной рыбой, тысячи других погибают в браконьерских сетях. Так ещё, поговаривают, Волгу с Москвой-рекой заполонили рыбы-«крюгеры», вытеснив привычную ихтиофауну…

Мне семнадцать лет, но я успела получить Нобелевскую премию за открытие совершенно нового вида рыб-мутантов, появившихся в Москве-реке. Моё фото в обнимку с человекоподобной рыбой появилось на обложке журнала «Вокруг света», и толпы людей съезжаются в гости ко мне, чтобы посмотреть на рыб в аквариуме…

Нет, всё вовсе не так, как я описываю — мне уже давно нет семнадцати, а из премий могу припомнить разве что победу на конкурсе студенческого биологического рисунка, а надежды найти мутанта с причудливым обликом и поведением и вовсе уже нет. Однако, истина, как и прежде, где-то рядом, потому я и берусь за расследование очередной новости летнего сезона-2007: «Волге угрожает экологическая катастрофа! Мутанты составляют около 90 процентов её фауны. И природа этих рыб-мутантов по сей день совсем не изучена».

Можно было бы не обратить внимания на такие материалы, если бы не колоссальный читательский интерес к этим «страшилкам». Такая информация довольно легко запоминается и передаётся далее по «сарафанному радио», отвлекая внимание людей от настоящих проблем с экологией.

Немного «мутантов» в мутной воде

Наша речь обладает интересным свойством — если постоянно применять какое-либо слово в его неправильном значении, вскоре произойдет его переоценка, и воспринимать такое слово всерьёз будет непросто. Так, слово «мутант» — абсолютно нейтральный термин, и является таким же узкобиологическим понятием, как, скажем «автотроф», — но благодаря современной журналистике с фантастикой уже неотделим от конкретного оценочного значения.

Даже если нам удастся «прочесать» сетями всю Волгу, едва ли мы отыщем там мутантов только потому, что выглядят они совсем не так, как мы себе это представляем.

Если придерживаться биологической терминологии, мутант — это организм, который наследственно отличается от предков каким-то признаком либо группой признаков, возникших в результате естественной (спонтанной) или искусственно вызванной мутации. Ключевым словом тут будет«наследственно», то есть, чтобы появился мутант, необходимо проводить систему скрещиваний. Таким образом, к примеру, выводят различных аквариумных рыбок с украшениями-«шапочками» на голове или породу кошек с кучерявой шерсткой — эта необычная, «красивая» по мнению человека мутация закрепляется.

Все же остальные «отклоненцы» совсем не мутанты, а фенодевианты. Этим словом назвал один из столпов генетики Валентин Сергеевич Кирпичников молодых сазанов, пойманных в дельте Волги ещё в далёкие 30-е годы прошлого столетия, которые имели необычные внешние признаки. Это мудреное слово скрывает целый разброс вариаций, присущий всякому нормальному организму. Не зря аквариумисты умеют различать «в лицо» всех своих рыбок, на первый взгляд, в однородной стае. Поэтому сравнивать изменение количества лучей в плавниках рыб с появлением у человека тридцать третьего зуба не совсем разумно.

Но хорошо, возразите вы, различное количество лучей и различная окраска — это, может, и нормально, но как быть с рыбами, у которых искривлён позвоночник, «бульдожья морда», отсутствуют глаза и чешуя?

Но оказывается, такое устрашающее зрелище совершенно не имеет никакого отношения к генетике и возникает вследствие нарушения развития икры. Это всё равно что, как если бы у беременной женщины, которая попала в аварию или злоупотребляет наркотиками, ребёнок родился бы инвалидом. Рыбки с жутким обликом, о которых рассказывают байки рыбаки — обычные калеки и уроды.

Но как же в таком случае исследования некоего профессора Ульяновского ГПУ Владимира Назаренко, на которые при описаниях мутантов обычно ссылаются различные источники? Совершенно верное замечание высказал руководитель лаборатории экологии рыб Института биологии внутренних вод им. И. Д. Папанина Юрий Герасимов: «Профессор Назаренко нам совершенно не известен, возможно, засекречен вместе с мутантами».

Здоровая рыба из нездоровых источников

Чтобы по-настоящему заниматься поиском рыб, которые при каких-то стечениях обстоятельств достойны называться мутантами, необходимо проводить гораздо более трудоемкие исследования, чем банальное отлов рыб-уродов из реки.

В лаборатории популяционной биологии и генетики ИБВ им. И. Д. Папанина, которой руководит Юрий Глебович Изюмов, для этого используется микроядерный тест, позволяющий оценивать мутагенность загрязнений. В переводе с «птичьего» это значит, что исследователи делают анализ на генетическом уровне, «копошатся в клетках» внешне совершенно нормальных рыб, чтобы определить, насколько загрязнение данного водоема может изменять наследственность животных.

Если в Москве-реке внешние уродства и болезни некоторых видов рыб составляют около 100 процентов (к примеру, голавль поголовно поражён циррозом печени), то отклонения на генном уровне (превышение количества микроядер в эритроцитах крови) у волжских рыб — гораздо более редкое явление. Особенно заметно мутагенное воздействие среды на плотву в районе сброса подогретых вод Костромской ГРЭС Горьковского водохранилища.

Однако, и тут природа подбрасывает нам памятку о том, что она невообразимо более сложная, чем мы думаем, и умеет отыскать тысячу и один способ, чтобы защитить своих «детей». «Маленькая сенсация» кроется в том, что, по данным американских ученых Айзека Виргина (Isaac Wirgin) и Джона Вальдмана (John R. Waldman), многие биоиндикаторы не покажут никакого отклонения от нормы даже при долговременном обитании популяций рыб в условиях сильного загрязнения.

И ещё одно откровение, высказанное в этот раз российскими исследователями, — рыбы в «плохих» водоёмах оказывается даже больше, чем в «хороших», при этом выглядят они прекрасно! На эту тему мне посчастливилось пообщаться также с исследователем ихтиофауны одного из наиболее загрязнённых водоёмов России — Большого лимана.

Большой лиман построили специально для цели утилизации сточных вод промышленной зоны города Волжского. Потому ничего удивительного нет в том, что 10% рыб в этом районе имеют серьезные нарушения развития. Однако 10% для подобного концентрированного сборника загрязнений — это совсем не так много.

Ещё один довольно известный своей загрязнённостью волжский водоём — река Царица. Дмитрий Вехов, ихтиолог из Волгоградского отделения ГосНИОРХ (Государственного научно-исследовательского института озерного и речного рыбного хозяйства) говорит, что уклейка, пойманная там выглядит на удивление упитанной и отборной, будто с рыбоводного пруда, и отличается только тем, что жутко воняет, вызывая у людей приступы тошноты.

Примерно таким же образом обстоят дела и в Москве-реке — не только рыбы, но даже раков, которых ранее считали ценителями прозрачных вод, множество и выглядит живность довольно неплохо. Объяснить это можно формулой - «чем больше грязи — тем больше пищи». Именно потому в таких водоёмах чаще выживают мальки-уроды, которым в нормальных прудах не удалось бы добыть достаточно пропитания и в связи с этим погибнуть. Пока только ерши сумели зарекомендовать себя, как любители чистой воды, а это означает, что в своих поисках экологически безопасных мест для рыбалки лучше ориентироваться совсем не на раков, а на ершей.

Кстати, слухи о появлении страшных мутантов совсем не останавливают рыбаков — мне встречались люди с удочками во многих промышленных районах нашего государства. На вопрос, не боятся ли они употреблять такую рыбу, отвечали: «Здесь даже раки водятся, значит, всё в порядке!» или «А что случится-то? На вкус рыбка вполне себе ничего».

И правда, сразу ничего не случится, однако, принимать в пищу такую рыбу всё равно что кушать яблоки с грибами, которые собраны вдоль дороги. Любителям постоянного питания ядовитой ухи грозит сокращение жизни лет на десять-двадцать, чем запланировано природой, и смерть в муках от рака. Правда, у многих из них, особенно в глубинке, имеются и другие причины жить недолго и не очень счастливо. Повстречав в деревне Верхне-Никульское Ярославской области старенького рыбака, я спросила его, как клюёт. Рассказав об огромных лещах, он заодно поведал также историю своей жизни — увлечения питиём технического спирта и последовавшего затем цирроза печени. Оказалось, что он только выглядит таким «старичком», а на самом деле за его плечами только сорок лет…

Ну и как, грозит ли Волге экологическая катастрофа? Как видать, рыб с большими нарушениями развития на реке не больше, чем в других местах. Из Великобритании, Дании, Америки и других стран также получаем немало сообщений о «мутантах». В таком случае экологическая катастрофа грозит всей нашей планете, и проявится она совсем не в нашествии мутантов.

К сожалению, рыба страдает от браконьерства, а также неразумного управления системой водохранилищ — к примеру, когда РАО «ЕЭС России» во время нереста рыб сбрасывает воду (хотя, это можно было сделать позже), так и «не успевшие вылупиться» мальки погибают на траве в засохшей икры.

Браконьер — это не всегда хитрющий рыбак с удочкой, который незаконно проник на территорию заповедника. Браконьерство сейчас достигает промышленных масштабов, «мы её теряем» — мрачно шутят ихтиологи о рыбной отрасли. Кратковременно привлечь внимание к её проблемам удалось Владимиру Путину, который во время сентябрьского визита в село Икряное Астраханской области в порыве чувств поцеловал молодого осетра.

Вымирающие осетровые (сем. Acipenseridae), которые жили ещё до прихода динозавров — давнишняя боль российских любителей природы. 1 августа нынешнего года нам наконец-то удалось дождаться вступления в силу полного запрета на добычу осетровой икры и торговлю конфискованной икрой. Пока не было закона — объясняться с потребителями было бесполезно.

Два года назад я наблюдала в одной московской корпорации, как сотрудникам регулярно привозились «по дешевке» баночки чёрной икры. На мои увещевания о том, что вся эта икра, впрочем, как и магазинная, добывается варварских способом от редких осетровых, сотрудники корпорации только отмахивались: «Зато она очень полезная!».

Ещё об одном аргументе, чтобы не пугать публику, я умолчала — браконьерами закатывается в банки икра не только здоровой рыбы, но также и больной, к тому же, иногда даже умершей своей смертью. Потому недавнее предложение Владимира Путина продавать деликатесы исключительно «в специальных магазинах и с ветеринарными сертификатами» выглядит довольно своевременно.

Деликатесная чёрная икра не намного полезнее говядины, однако, кому придёт в голову отказываться отведывать символа роскоши и богатства! Между тем, ещё до 1860-х годов, по свидетельству Инги Сэффрон в книге «Икра», невзирая на изобилие осетров в водах Европы, обычно рыбаки бросали всю рыбью икру своим свиньям, или просто оставляли ястыки гнить на берегу. После появления моды на черную икру люди за какие-то пятьдесят лет (!) подчистую уничтожили осетров в Северной Америке и обратили свой взор на, казалось бы, неисчерпаемые рыбные запасы России.

Данные Всемирного фонда дикой природы (WWF) показывают, что до сих пор возможность продавать якобы конфискованную у браконьеров икру было основой всего нелегального промысла чёрной икры и главной возможностью её незаконного сбыта. Рыбозаводы работали по существу вхолостую — разводили и выпускали осетров, которых сразу же отлавливали браконьеры, расставляя на Волге английские снасти (веревки со множеством крючков). Выловить медлительного, беззубого и, одновременно, любопытного осетра совершенно не представляет трудности.

Браконьеры не желают верить, что осетровые находятся на грани исчезновения. Их девиз: «Всех не переловишь!». Но данные исследования состояния ихтиофауны верхневолжского региона показали — в Иваньковском и Рыбинском водохранилищах не обнаружено случаев естественного нереста стерляди (Acipenser ruthenus), выпущенной с рыбных заводов, рыбы просто не дожили до репродуктивного возраста.

Осетровые — это всё равно, что черепахи рыбьего мира, скажем, стерлядь созревает только на четвёртый-седьмой год жизни, а русский осетр (A. guldenstaedtii) в 11–16 лет, белуга (Huso) — в 12–18, а мальки развиваются чрезвычайно медленно. Кстати, слухи о том, что вместо осетровых на Волге появились ужасные рыбы-«пришельцы» сильно преувеличены — хотя, здесь и правда было отмечено появление южноамериканских гуппи (Poecilia reticulata), видимо, «сбежавших» из аквариума, однако, акул вместо осетров мы вряд ли на Волге увидим. Удивляться случаям отлова камбалы (Platichthys flesus) и её «мутированному приспособлению» к выживанию в пресной воде всё же не стоит — настоящие рыбаки давно знают, что камбала издавна заходит в реки и поднимается по ним довольно высоко.

Появление рыб-уродов и исчезновение осетровых — всё это в какой-то мере вполне естественный процесс, так как человек просто не может не менять природы. Вопрос только в том, в какую сторону намерен он её менять. Может быть, бесплодные пустыни и обезумевшие люди в фильмах-катастрофах — являются справедливым пророчеством?