Способ понимания человеческого сновидения на протяжении веков и даже тысячелетий является проекцией борьбы двух мировоззренческих установок – рационализма и иррационализма. Причем конкретный «способ говорить» о сновидении может быть каким угодно. Любой описательный механизм годен для использования как рационалистами, так и поклонниками иррационального. Эти описания можно свести к трем типам: а) скептический, б) символический, в) буквальный.

Скептики полагают, что сновидение – психический феномен, по сути, лишенный познавательной ценности. Часто говорят о каком-то «побочном продукте» психической активности наяву. Иными словами, спящий мозг перестраивает полученную за день информацию, происходит разрядка накопившегося напряжения, перемещение этого напряжения и т. п. процессы. Дневные размышления, эмоции, впечатления, незавершенные гештальты – все это продолжается в период сна, развивается в соответствии с накопленным за день импульсом и в конечном счете приходит к новому психоэнергетическому равновесию. Это и отдых, и поведение итогов мозговой деятельности. Все перечисленные выше процессы вызывают некий галлюцинаторный эффект, что и воспринимается нами как «сновидение». Скептики могут допускать, что в отдельных случаях (интенсивная концентрация внимания, мыслительная активность) сновидение может предоставить человеку итог, результат начатой наяву интеллектуальной деятельности. Приводят в пример знаменитый сон Менделеева, где он увидел свою таблицу элементов, и подобные случаи. С точки зрения скептиков, это максимум того, что может дать сновидение человеку.
Сторонники «символического подхода» считают, что сновидение дает нам доступ либо к вытесненной части собственной психики, либо к некой области внешнего знания, которому они могут приписывать самые разные источники – от «здешних», но сверхслабых сенсорных сигналов до Космического Разума, ангелов и бесов. В любом случае, информация, «знание» транслируется в сновидении с помощью объемного набора символов. Символы можно расшифровать. Возможности расшифровки «символисты» оценивают по-разному. Одни считают, что есть универсальные символы, другие полагают, что сами символы индивидуальны, но законы шифровки можно разгадать методами анализа, третьи настаивают, что каждый сновидец пользуется собственным символическим языком, который никто не может разгадать, кроме него самого.
Наконец, третий подход сегодня кажется самым смелым, хотя несколько тысяч лет назад был наиболее распространенным и тривиальным. Буквальный подход декларирует, что есть некая область (мир или совокупность миров), куда отправляется сознающая часть психики (душа, астральное тело и т. п.), когда физическое тело спит. Сновидение – это память о приключениях этой «части» в иной реальности. Неудивительно, что сторонниками буквального подхода чаще всего являются мистики, оккультисты и маги, а также авторы экзотических теорий из области психоэнергетики и экстрасенсорики.
Три перечисленных подхода далеко не исчерпывают многообразия концепций и представлений, касающихся сна и сновидения. Сегодня, когда границы рационального все более размываются, когда модернистские и архаические идеи все более обнаруживают элементы фундаментального подобия, мы сталкиваемся с гипотезами, где современные интерпретации функций сновидения сплавлены с древнейшим страхом перед любым вторжением сознания в сон. При этом страх оправдывается как псевдонаучными, так и откровенно мистическими аргументами.
«Псевдонаучные» аргументы опираются на факты, свидетельствующие, что сновидение каким-то образом участвует в обработке бессознательных содержаний и информации. Ни один психолог, ни один психофизиолог не знает, в чем именно заключается роль сновидческих образов и приключений – то ли они сами по себе обрабатывают бессознательный материал (что сомнительно), то ли просто предоставляют сознанию иллюстрации к этим процессам. Конечно, нам проще поверить в «наивную» интерпретацию – например, что сновидение обеспечивает сортировку, кодировку полученной днем информации, что есть некий «общий банк данных», к которому наяву доступа нет, а во сне есть. Вообще, сегодня слишком злоупотребляют компьютерными аналогиями, рассуждая о человеческой психике, и это вновь доказывает механистичность нашего тоналя. Приравнивая сновидение к компьютерной программе, форматирующей, организующей и чистящей жесткий диск сознания, мы, с одной стороны, упрощаем и искажаем положение вещей, с другой – мистифицируем значение сна.
Ибо, если во сне включается программа, которая обеспечивает нашу адаптацию, формирует поведение, предупреждает об энергетических угрозах, лечит и даже «обучает» (иногда встречаются и такие гипотезы), то сон – воплощенная мудрость тела, интегрирующая бессознательное и сверхсознательное. От наличия или отсутствия сна, от степени осознанности сновидений полностью и однозначно зависит вся наша биологическая и психическая жизнь. Стало быть, любое вмешательство осознания в сновидение чревато сбоем в работе естественных механизмов, что может привести как к психическим, так и к соматическим расстройствам.
Это, конечно же, изрядное преувеличение. Человек обладает мощным потенциалом саморегуляции и целым комплексом дублирующих, «страховочных» систем в области психики и психофизиологии. Пресловутая сортировка информации, адаптация, неосознаваемое обучение и корректировка, даже опережающая готовность к угрозам (граничащая с предвидением) – все это происходит не только во сне, но и наяву.
Человек – весьма гибкое существо. Если мы нуждаемся в снятии накопившихся психических возбуждений, в том типе перераспределения нервной энергии, что происходит только во сне, организм всегда находит выход. Депривация сна это прекрасно иллюстрирует. Так, мозг может спать «частично», когда сонное торможение охватывает лишь ту часть коры, где истощение достигло критического порога, мы способны погружаться в состояние кратковременного или даже мгновенного сна и т. д.
Не менее гибко человеческий организм реагирует на произвольные вторжения в порядок и длительность разных фаз сна. Если сегодня вам удалось растянуть фазу сна со сновидениями в ущерб «темному» периоду, то на следующую ночь организм исправит образовавшийся перекос. Это, разумеется, не значит, что тело может справиться с длительной ситуацией внешнего давления. Если вас насильственно будить, лишая нормального перехода в избранную фазу сна (такие эксперименты проводились), длительное время препятствовать механизму саморегуляции, то нервное и психическое истощение будет нарастать. Во всех иных ситуациях тело пользуется малейшей лазейкой для восстановления гомеостазиса. Оно справляется даже с химическими агентами, нарушающими структуру сна (например, барбитуратами), выстраивая барьер психофизиологической толерантности.
Все вышесказанное не означает, что работа с вниманием в сновидении совершенно безопасна. Усиливая осознанность и этим меняя качество и содержание сновидения, мы рискуем не рассчитать свои силы, совершить ошибку, проникнуть в области, к контакту с которыми еще не готовы. Поэтому мы нуждаемся в технике безопасности, и о ней будет много сказано в этой книге. Однако, опасность заключена не в самом факте проникновения осознания в таинственную область сновидческой активности, а в неверном подходе, пренебрежении целостным комплексом методов работы с вниманием и восприятием, в легкомыслии, которым грешат экспериментаторы. Путь сновидения предполагает необходимость усилить чувствительность наяву, способность слушать собственное тело, а не насиловать его, не «брать сновидение штурмом».
Ни рационалистское, ни символическое понимание сновидения нас не устраивают. Эти толкования страдают неполнотой и оставляют ряд подозрительных неясностей. Мистика же открывает бесконечное поле для фантазий, которые могут дорого обойтись верующему.
Поэтому нагуализм рассматривает сновидение особым образом, вытекающим из прагматической установки учения. По сути, игнорируя метафизику, мы говорим о сновидении в терминах восприятия и энергетической модели. И этот подход оказывается наиболее конструктивным, поскольку избегает многих обусловленностей материалистического или идеалистического описания. Если мы перестанем рассуждать о метафизике сна, а внимательно рассмотрим сам феномен сновидения, то получим только то, что на самом деле имеем в опыте, – то есть некоторое восприятие.
Поскольку мы не можем говорить об источнике восприятия наяву, это тем более непостижимо для состояния сновидения. Что остается несомненным? Когда тело погружается в сон, наше внимание и восприятие вдруг начинают работать. Эта работа, как правило, затруднена и хаотична, однако особенности сновидческого опыта сами по себе не доказывают абсолютную иллюзорность воспринимаемого. Ведь и наяву мы иногда сталкиваемся с состояниями расстройства или замешательства перцептивного аппарата. Их причины могут быть совершенно банальны или экзотичны– дезориентация, психическое перенапряжение, аффект или стресс, различные интоксикации (от алкоголя до галлюциногенов).
При всей своей стабильности восприятие, его качество, его характер и полнота, зависит от множества факторов. И в этом смысле восприятие – хрупкая вещь. Погрузиться в помрачение и даже хаос несложно. Достаточно изменить некоторые условия – внешние либо внутренние. Тем не менее, учитывая иногда крайне мощные деформации, мы не заявляем, что в ситуации подобного перцептивного кризиса наяву имели дело исключительно с иллюзиями. И только метафизическая предубежденность тоналя, поделившего получаемый опыт на «явь» и «сновидение», заставляет нас относиться к содержаниям сновидческого опыта принципиально иначе, чем к содержаниям бодрствования.
Конечно, каждый из перечисленных подходов (скептический, символический и буквальный) содержит в себе некое зерно истины. Мы находим в сновидении и переработку дневных впечатлений, и разрядку психологического напряжения, возникшего от эмоциональной жизни в бодрствующем состоянии, и продолжение интеллектуальной активности. Иногда мы наблюдаем довольно прозрачную трансляцию этих процессов через образы и символы. Тем более очевидно, что символика сновидения регулярно демонстрирует вытесненные конфликты и неразрешенные проблемы, волнующие нас на заднем плане подсознательного или бессознательного, и язык символов действительно имеет универсальные, глубинные компоненты, понимаемые как «архетипы» в юнгианском или пост-юнгианском смысле. Наконец, относительно редкие (но несомненные) случаи специфического предвидения, ясновидения и даже непостижимого влияния на других людей через такой, казалось бы, субъективный и внутренний мир сновидений – не позволяют считать древнее и наивное представление о реальном «странствии» во сне пустой фантазией примитивного человека.
Объединить все феномены сновидческой активности мы можем в том случае, если примем состояние сновидения как ситуацию восприятия со всеми присущими восприятию особенностями. Другой вопрос – восприятия чего? Когда психологи называют сновидение «следовой активностью бодрствующего сознания», «побочным продуктом», «переработкой бессознательного материала», они уводят нас от сути проблемы. Ибо в первую очередь мы имеем активизацию внимания и восприятия, происходящего в измененных условиях и собирающего некие пучки сигналов. Такими пучками могут быть фрагменты дневной памяти, впечатлений, эмоций и мыслей, активность бессознательной сферы, но и – наравне с ними – внешних процессов и явлений.
Понятно, что сновидящего не могут не занимать вопросы: какой объем воспринимаемого в этой позиции относится к внешнему? всегда внешнее присутствует в сновидении или только от случая к случаю? возможно ли увеличить объем внешних сигналов, и если возможно, то как именно? И наконец, главное – имея в виду, что восприятие искажено, может быть перешифровано особым символическим языком и т. д., – как отличить внешние сигналы от внутренних!.
Опыт показывает, что методы и практики нагуализма способны дать ответы на каждый из поставленных вопросов. Некоторые разрешаются относительно быстро и легко, иные требуют длительной и исключительно сосредоточенной работы. В этой книге я постараюсь разъяснить все, что доступно описанию. Только не следует забывать, что никакое, даже самое внятное и исчерпывающее описание ни в малейшей степени не заменяет опыт.
Описание – это модель и руководство. Оно не должно гипнотизировать, вызывать обусловленные впечатления и, таким образом, искажать обретаемый опыт. Как уже было сказано, восприятие легко поддается установкам, инспирациям, эмоциональным порывам и чувствам, которые могут возникать от вдохновляющих идей либо метафорических преданий. В мою задачу не входит навевание увлекательных грез – поэтому я сознательно избегаю возбуждать романтическое воображение читателя и придерживаюсь «технологического» стиля. Изумительные книги Карлоса Кастанеды сделали более чем достаточно для того, чтобы создать настроение и вдохновить начинающих сновидцев. Он наполнил их образами, метафорами и Силой – все это в совокупности дает уникальный импульс. Теперь, когда мы заражены намерением проникнуть в толтекское энергетическое сновидение – таинственное и «магическое», необходимо найти в себе бесстрастие и трезвость, сосредоточиться на технике и объективном исследовании. Вот настроение, которое я хочу передать вам всем содержанием и стилем данной книги. Сновидение требует исключительной уравновешенности, ибо его материал зыбок, подвижен и во многих своих аспектах довольно опасен.
Однако вернемся к тем вопросам, которые хотя бы вкратце надо рассмотреть в самом начале работы. Какой объем воспринимаемого в сновидении относится к сигналам из внешней реальности? Скептики, отвечая на этот вопрос, останавливаются на очевидностях. Понятно, что наше спящее тело не утрачивает чувствительности полностью, что органы чувств, несмотря на общую заторможенность их активности, все-таки не заблокированы от внешнего поля, а значит, некие сигналы так или иначе достигают сознания. Нет также сомнений в том, что сигналы от внутренних органов, мышц и тканей (проприоцептивная сфера) поступают в мозг и оказывают влияние на образную продукцию сновидений. И это не так уж мало.
Более того, экспериментальная психология подтверждает, что в состоянии сна с известной регулярностью наблюдается гиперчувствительность к сверхслабым сигналам – тем подпороговым импульсам, что наяву, как правило, не осознаются. Есть и модели, которые, по мнению исследователей, объясняют данный феномен. Я не стану на них останавливаться, поскольку сами по себе они только продолжают принятое естествознанием описание мира, преломленное в науке о ЦНС, где возбуждение и торможение нервных тканей входят в различные отношения друг с другом. Это вполне рабочий «способ говорить», но сути явлений он не объясняет.
Стоит, однако, обратить внимание на то, что сновидение – парадоксальное состояние психики, и этим оно подобно гипнозу, медитации, трансу. Парадокс заключается в том, что сознание относится к поступающим извне сигналам, нарушая фундаментальные законы бодрствующего восприятия – сильные сигналы могут категорически вытесняться, слабые же – попадать в фокус внимания и там значительно усиливаться. Концепция «точки сборки» объясняет этот феномен весьма просто, в отличие от принятых нейрофизиологических моделей. Если мы признаем, что есть некий «центр» перцептивного аппарата, который определенным образом строит воспринимаемое поле со всеми присущими этому полю характеристиками, а также, что этот «центр» во сне (в трансе, под гипнозом и т. д.) «смещается», то парадоксы чувствительности перестают быть парадоксами. Достаточно допустить подвижность всей системы перцептивных координат, и «сила» сенсорного сигнала тут же становится относительной величиной. В позиции бодрствования сигнал А является «сильным», в смещенной позиции (например, в сновидении) тот же сигнал А оказывается «слабым». И наоборот – весьма слабый наяву сигнал В в позиции сновидения вызывает ураганную реакцию. Причем это необязательно имеет отношение к семантике сигнала, его значимости для спящего (как, например, шепот, тихий скрип двери, звук шагов, которые могут разбудить при полной отсутствии реакции на вопли за окном или мощный рев мотоцикла). Ситуация сложнее – гиперчувствительность не всегда вызывается психологической обусловленностью. Можно сказать, что она (чувствительность) во сне вообще ведет себя непостижимым образом – так, словно у сенсорных сигналов есть ряд характеристик, которые мы не можем учитывать (т. е. этих характеристик вообще нет в принятом наяву описании мира).
Таким образом, даже не привлекая экстрасенсорных возможностей восприятия во сне, мы получаем довольно странную картину. Слабые сигналы становятся сильными и попадают в центр восприятия, сильные уходят на периферию и практически перестают осознаваться, тонкие и почти неуловимые телесные реакции на внешнее поле обретают силу, четкость, детализацию и объем. Сенсориум «сдвинут» по отношению к осознанию, и весьма значительно. Этим мы сразу же отвечаем на второй, важный для сновидящего вопрос: всегда ли внешнее присутствует в сновидении? ВСЕГДА. Проблема заключена в том, чтобы осознать это присутствие.
И здесь мы находим непосредственную связь между объемом внешнего восприятия и силой, тренированностью нашего внимания. Самое тусклое, самое бессознательное сновидение на периферии, на неразличимом фоне бледных и автоматических образов содержит неявный энергетический след внешней Реальности. Объем внешнего восприятия обусловлен интенсивностью внимания.
А сила нашего внимания постоянно колеблется. То, что происходит с нашим вниманием наяву, продолжается во сне. Всплески сосредоточений сменяются провалами рассеянности и даже забвения. Погрузившись в поток сновидческих образов, обычный человек в лучшем случае испытывает одно-два мгновения сосредоточенности. В эти короткие секунды его сознание разворачивается вовне и он получает несколько впечатлений из Реальности. Даже в том случае, если впечатление относится к привычному диапазону первого внимания, ему не хватает времени, чтобы верно «узнать», соотнести его с инвентаризационным списком. Остается лишь неясная тень, призрак, неуверенное чувство. Дальше начинается «сказка». Внимание истощилось и перешло в режим забвения, рассеянного блуждания по пространству самого тоналя – обрывки ассоциаций, мыслей, фрагменты образной, эмоциональной и чувственной памяти. Всплеск внимания становится триггером, запускающим историю из образов, мыслей и чувств. Тональ рассказывает сам себе «сказку», которую мы иногда можем припомнить и рассказать утром. Это и есть обычное сновидение обычного человека. В нем либо вовсе нет ничего «внешнего» (оно забыто и вытеснено), либо сохранилась крохотная его часть, искаженная до неузнаваемости.
Изменить это положение может только специальная дисциплина. Суть ее сводится к выработке такого навыка работы с вниманием, чтобы даже во сне бдительность смогла победить нашу заторможенность и самопогруженность. Для этого мы нуждаемся в дополнительной энергии и разных типах тренировки. Нагуализм может дать и то и другое, в результате чего объем восприятия внешних сигналов в сновидении многократно возрастает.
Однако следует иметь в виду, что вместе с увеличением объема внешних восприятий способность к галлюцинированию также усиливается. Активизация внимания не может не привести к возбуждению большей части тональных структур. Решать эту проблему приходится с помощью сталкинга, специального очищения всего пространства тоналя – идей, образов, подсознательных установок и архетипов, а также качественно иных видов внимания, выработанных в процессе тотального выслеживания.
В конечном итоге сновидец накапливает опыт осознания и опыт тела, который переводит его по «мосту сновидения» в реальность второго внимания. Это магическое путешествие я постараюсь описать.{/justify]{pagebreak][justify]РОЛЬ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОГО СНОВИДЕНИЯ В ТРАНСФОРМАЦИИ

Какое вообще отношение к Трансформации энергетического тела человека имеет сновидение. С одной стороны, сновидение привлекательно и «мистично», нередко в различных магических и оккультных традициях утверждалось, будто через сновидение можно открыть сверхъестественные способности восприятия, познания и влияния, с другой стороны – когда речь заходит о значительном преображении самой человеческой природы, ее «одухотворении», «просветлении», – сновидческие практики часто оказываются на периферии интересов искателя, а иногда игнорируются либо активно отрицаются.
Нагуализм, как уже было сказано, исходит из того, что восприятие и внимание являются энергетическим процессом, а доступное поле восприятия, соответственно, – полем активного энергообмена между телом и внешней средой. Даже отвлекаясь от толтекской модели с ее точкой сборки и эманациями, мы понимаем, что любой трансформационный процесс требует радикальной активизации энергообмена и какого-то конкретного аппарата, который будет осуществлять трансформацию по имеющейся у него «программе».
Решение первой проблемы (активизация энергообмена) для многих искателей Трансформации очевидно – хотя бы потому, что способы повышения энергетического тонуса в бодрствующем состоянии разрабатывались на протяжении тысячелетий. Разнообразные пути Йоги, учения Дао, включающие в себя работу с телом и дыханием, десятки и сотни медитативных техник – все это явно служит накоплению и перераспределению энергии. Они лежат на поверхности и в рамках многих традиций рассматриваются как достаточные. Но достаточны ли они на самом деле? Нагуалистский подход показывает, что это не так. Йогические и медитативные способы, прежде всего, увеличивают объем энергии, но в малой степени меняют ее качество. Ибо качество энергии обусловлено перцептивным полем, диапазоном воспринимаемого, – стало быть, нужно не только активизировать энергообмен, но и использовать его в радикально измененном режиме восприятия. Многолетние занятия йогой, медитацией и т. п., безусловно, расширяют диапазон восприятия, а впоследствии – вызывают смещение перцептивного поля. Однако масштаб этих смещений не столь значителен и не столь стабилен. Несмотря на вдохновляющие «прорывы» восприятия (требующие десятилетий упорной работы), они практически во всех случаях остаются частичными, базирующимися на первом внимании. Их трансформационный потенциал не достигает нужного размаха – локальные изменения тела и психики могут быть многочисленны и весьма вдохновлять, однако они не обладают целостностью, не охватывают всю систему. Даже такая последовательная и продуманная дисциплина, как Интегральная Йога Шри Ауробиндо, пропитанная намерением тотальной Трансформации, натыкается на невидимый барьер и не видит пути его преодоления.
Что же касается второй проблемы (механизм Трансформации и ее программа), то именно здесь искатели сталкиваются с серьезным препятствием, поскольку это сфера Непостижимого, нагуаля. Как всегда, в таких случаях возникает сильное искушение положиться на Божественное. «Кто-то» или «что-то» должно знать, каким способом осуществляется Трансформация, каков ее результат. И этот «кто-то» – разумеется, не Человек. Сверхчеловеческая Воля и сверхчеловеческий Разум, сила и знание Трансформации должны являться персональным или безличным космическим бытием, сущностью или существом, запредельным, могущественным, определяющим все изменения. Искатель полагается на эту Трансцендентность и неизбежно приходит к вере, именуя объект веры согласно своим симпатиям и религиозно-мистической традиции, его вдохновляющей. Святой Дух, Божественное Присутствие, Сознание Христа, Шакти, Сила Матери – лишь некоторые из имен и понятий, функция которых знать за человека, как и к чему он движется в своих неустанных попытках преобразиться.
Нагуализм снимает эти проблемы благодаря тому, что открывает принципиальную сущность и механизм восприятия, а также включает в свой праксис сновидение как один из основных инструментов психоэнергетической работы.
Восприятие – это организованная энергия. Внимание, создающее восприятие, по сути, является сборкой. Собранные при помощи внимания эманации (сенсорные сигналы) через резонанс активизируют и перестраивают определенные области энергетического тела. Таким образом, Трансформация из метафизической и непостижимой идеи превращается в конкретный акт переструктурирования полей, которые раньше не были доступны резонансу (осознанию), потому что находились в стороне от обычной зоны упорядоченного восприятия. Видимо, трансформацию надо считать осуществившейся, когда весь массив полей, из которых состоит человек, вовлекается в резонанс. Знание Трансформации и ее цель находятся именно здесь – в самом процессе внимания, собирающего и разбирающего пучки, порождающего активно саморегулирующееся осознание. Так исчезает необходимость в участии Божественного Сверхразума.
Зато остается насущная необходимость проникать в обычно недоступные участки диапазона воспринимаемого. Ведь если собирающее внимание контактирует лишь с ограниченным объемом перцепции, энергетический резонанс сосредоточен только на соответствующем ему участке нашей полевой системы. В таких условиях Трансформация невозможна.
Сновидение разрешает эту проблему самым быстрым и эффективным способом. Как уже было сказано, проникновение в новые перцептивные поля через медитации и йогические тренировки не достигают нужной глубины и полноты, а если и достигают, то ценой очень долгих и трудных усилий. Можно сказать, что сновидение – это естественный «способ транспортировки» осознания. Основная задача сводится к пробуждению полноценного осознания в том месте, куда оно уже переместилось. Это нелегко, но все же проще, чем «тащить» его силой медитативного сосредоточения, освобождаясь от инерции первого внимания крохотными порциями в течение десятилетий.
Трансформирующая сила сновидения начинает работать вместе с активным «собирающим» вниманием. На первом этапе, который может длиться годы и годы, тональ в сновидении стремится воспроизвести перцептивную модель первого внимания. Он строит пространство и образы по знакомым шаблонам. Разумеется, полученный таким образом перцептивный продукт не имеет ничего общего с Реальностью – что вызывает скептицизм как у ортодоксальных материалистов, так и у поборников «подлинной духовности», идеалистов-богоискателей. Те и другие не устают напоминать, что образы сновидения – всегда либо внутренние галлюцинации, либо внушения низких и темных сущностей, сил, отвлекающих человека от постижения ясного света Божества, Абсолюта.
Безусловно, сновидческие образы имеют галлюцинаторное происхождение. Однако, когда мы бодрствуем и пользуемся первым вниманием, восприятие точно так же предоставляет нам галлюцинации, ибо в Реальном Мире ничто не существует в таком виде, в каком оно дано нашему осознанию. Это принципиальное положение дел. Поэтому проблема не в том, что внимание сновидения поставляет нам поток иллюзий, а в том, чтобы различить, где расположен источник, генерирующий галлюцинацию.
В первом внимании многое сбалансировано и определено. У нас есть критерии для различения внешнего и внутреннего, выработанные как личным опытом, так и опытом нашего вида. Это результат эволюционного приспособления человеческого восприятия к окружающей среде. Мы научились вытеснять за пределы поля ясного сознания те галлюцинации, которые отражают внутренние энергетические процессы либо те процессы, которые никак не влияют на эффективность нашего биосоциального выживания. Но даже тут время от времени случаются сбои, которые исправляются лишь задним числом, через сопоставление неопределенного опыта со стабильными и многократно подтверждаемыми фиксациями. В этом смысле опыт первого внимания незаменим. Здесь мы научились отбирать из перцептивной продукции те галлюцинации, за которыми стоит реальная внешняя энергия. Этот навык возник в результате работы тоналя, жестко зафиксировавшего диапазон восприятия и энергообмена.
Сновидение предоставляет нам иной диапазон – и критерии тут же перестают работать. Мы оказываемся полностью открыты как внутренним галлюцинациям, так и галлюцинаторной трансляции внешних сигналов. Поставить под контроль эту стихию невероятно сложно. По сути, надо добиться такой же стабильной фиксации восприятия, как и в первом внимании, чтобы затем, опираясь на опыт, удалить из перцептивного поля внутренние галлюцинации, отправить их в то место, где они находятся, когда мы бодрствуем.
Как это ни парадоксально, без галлюцинаций, без иллюзорных образов, сконструированных тоналем, мы не можем добиться правильной работы восприятия, а значит, трансформирующего энергообмена с внешним полем. Медитатор, созерцающий пустоту, не совершает никакой работы для трансформации. Полный и безоговорочный уход от любой сборки внешних сигналов, с философской точки зрения, обнажает Бытие и Истину, но с психоэнергетической – останавливает восприятие. Отсутствие восприятия (то есть «сборки») делает энергообмен однородным и статичным. Это «фон», и он имеет смысл только в противопоставленности образу, фигуре, собранной конструкции. Сам по себе он равен Небытию. Вот почему слияние с Абсолютом, Нирвана, созерцание «пустотности», если оно становится целью, культивируемым состоянием, прекращает перестройку энергетического тела. Я не раз писал об этом, и вновь повторю: философская идея непогрешима, так как с точки зрения разума, ищущего истинную Реальность, никакое восприятие, никакой образ и изображение не приближает нас к Бытию, они всегда условны, искажены, иллюзорны – а потому лишь устранение восприятия сливает нас с Реальностью, растворяет в ней. Но такое «слияние» останавливает любой процесс изменения, перестройки, и в конце концов вместе с восприятием аннулирует осознание. Это Истина, которая нас убивает.
Поток сновидческих иллюзий, вынуждающий нас работать с материалом, чистить его, разбирать и собирать, ставить на свое место «внешнее» и «внутреннее», хоть и не предоставляет саму неохватываемую ничем Бесконечность, дает поле для Жизни и Трансформации.
Почему энергетическое сновидение должно быть более эффективным методом Трансформации, чем традиционные психотехнологии восточных и европейских мистиков, которым следуют «школы магов», ставшие в последнее время модными и популярными, экстрасенсов и психоэнергетиков? Остановимся на этом вопросе подробнее.
Как известно, психоэнергетическая регуляция демонстрирует впечатляющие эффекты. Даже классический аутотренинг, используя концентрацию внимания на фоне общей релаксации, позволяет управлять энергетическими потоками. Разве не тот же тип контроля обеспечивает тотальную трансформацию, если последовательно распространить его на большие массивы полей, формирующих тело, и добиться его максимального совершенства? Исследования показывают, что масштабы регуляции достигают самых интимных процессов системы. Внутри физического тела мы можем регулировать самые разные уровни – от работы сердечно-сосудистой системы до активности желез внутренней секреции и других триггеров метаболизма, обеспечивающего биохимический фон организма. Известны, например, случаи произвольного образования стигматов и управляемого парабиоза (вспомним знаменитые «самозахоронения» йогов). Более того, в экспериментальных условиях зафиксировано дистантное влияние психической регуляции на состояние внешнего поля («эффект АРВИ» – А. Ромен, В. Инюшин, 1968 г.).
Кажется, человек наяву имеет доступ если не ко всем, то ко многим трансформирующим механизмам. И все же чего-то не хватает. Ибо примеров радикальных преобразований человеческой природы мы не знаем. В чем же проблема?
Во многом благодаря нагуализму стало очевидно, что мы имеем дело с двумя преградами. Во-первых, с ограничениями описания (тоналя), во-вторых, с ригидностью самого процесса внимания, который обеспечивает восприятие и энергообмен.
(1) Трансформация требует больших энергетических затрат. При этом необходимо учитывать, что в трансформационную работу вовлекается энергия разного качества. Мы плохо представляем себе, о чем идет речь, однако опыт показывает, что способ трансляции энергии не менее важен, чем ее объем. Это очевидно даже на уровне обычной жизнедеятельности организма. Тепло не заменяет воздух, воздух не заменяет пищу, пища не заменяет солнечного света, и т. д. Как и физическое, энергетическое тело оснащено сетью каналов, каждый из которых устроен, чтобы поглощать и утилизировать энергию определенного типа (качества).
С физическим телом все относительно просто – до определенного уровня. Поскольку физическое тело отражает наше существование в первом внимании, основные его каналы в общем доступны восприятию, а значит – регуляции. Однако биологическая форма первого внимания ограничена экзистенциальным статусом и энергетическим диапазоном. Это – гомеостазис, который помещает нашу природу в достаточно жесткие рамки. Внутри этих рамок мы можем делать себя сильнее или слабее, быстрее или медленнее, усиливать контроль либо ослаблять его. Нам не дано летать, проходить сквозь твердые тела, превращаться в другие живые формы и т. п.
Трансформация вида осуществляется через использование каналов энергетического тела, недоступных первому вниманию. Психоэнергетические «делания», осуществляемые из первого внимания, активизируют и трансформируют лишь небольшую часть каналов, принадлежащих нашей целостности. Практик расширяет сферу своей чувствительности, проникает в «приповерхностные» слои, но – не дальше. Масса глубинных каналов просто не осознается. Точно так же как без помощи гипноза, голотропного дыхания или психоделических агентов человек не может встретиться с фундаментальными содержаниями своего бессознательного.
Энергетическое сновидение не знает подобных преград. Тональное описание, хоть и продолжает использоваться воспринимающим аппаратом для интерпретации сигналов, перестает, тем не менее, ограничивать сам диапазон восприятия и доступ восприятия к осознанию. Это, разумеется, не значит, что проблемы восприятия и осознания решаются одним махом, важно другое – эти проблемы и преграды переходят в разряд принципиально решаемых.
Второе внимание, направленное на энергетическое тело практика, открывает ему огромное поле, с которым появляется возможность работать, – масса тонких каналов, структур, неоднородностей, скрытых от осознания воспринимателя в обычной позиции точки сборки.
Конечно, есть способы вхождения во второе внимание без использования сновидения. Это путь сталкера, открывающий дверь в усиленное осознание «с другой стороны». Кастанеда рассказывает об этом пути, не раскрывая технологического содержания дисциплины. (Подробнее о технологии безупречности и сталкинга см. в моей предыдущей книге.) И все же в обоих случаях речь идет о втором внимании – режиме восприятия, радикально отличающемся от базового.
(2) Преодоление ригидности внимания, изменение его основных характеристик – объема, типа распределения, интенсивности. Успех здесь достигается в процессе развития способности к энергетическому сновидению и сталкингу наяву, обязательно сочетаемым в практике нагуализма (о чем еще будет сказано неоднократно).
Методы перцептивного «не-делания», необходимые как на пути сновидения, так и на пути сталкинга, будучи полностью освоенными, позволяют совершенно изменить качество внимания. Освобождаясь от однозначности интерпретаций, от привычных различий и противопоставлений, от паттернов и гештальтов, внимание делает равно актуальным весь предоставленный ему объем. Невозможные ранее виды и способы сосредоточения становятся равноправными вариантами активности. По сути, это означает свободу конструирования перцептивной реальности, моделирования энергообмена. Логическим результатом подобных процедур оказывается растождествление практика с самим фактом внимания; обнаруженная между субъектом и его вниманием дистанция формирует «пространство свободы», поле энергетического выбора, не связанного с психической и даже биологической конституцией человека.
Когда исследователи внимания и восприятия следуют европейской научной парадигме и описывают данные явления исключительно психологическими категориями, они игнорируют суть дела. Нагуализм подчеркивает, что психология – всего лишь специфический язык описания физики нашего бытия, нашей энергетики. А потому «дистанция между субъектом и его вниманием» – не что иное, как открытый доступ к целому ряду энергетических полей, к управлению центральными механизмами нашего энергообмена с внешним полем. Исключительное значение этого поля энергетического выбора можно открыть только в результате серьезной и целенаправленной практики. Это интересный и крайне важный феномен, рассматривать который нужно в специальном исследовании.
Совокупность психотехник, направленная на достижение второго внимания (неважно, через сновидение или наяву), неминуемо приводит практика к фазе «объемного» внимания как полноценной реализации «пространства свободы», или поля энергетического выбора. Так или иначе, объемное внимание, восприятие и сознание возникают на высших уровнях мистико-оккультных дисциплин, использующих глубокие медитативные состояния. Часто этот феномен рассматривается как пиковое переживание, обладающее наивысшей ценностью, и либо приравнивается к достижению Цели, либо считается «выходом на финишную прямую». Однако в нагуализме это просто рабочее состояние. Его можно назвать «вниманием, развернувшим значительную часть своей потенциальности».
Объемное внимание совмещает в себе всё – любые виды описаний, моделей, частных паттернов. Они присутствуют здесь в форме равных возможностей. Энергетические поля пробуждены и готовы собраться в пучок согласно предварительно сформированному намерению. Сборка нового пучка, отличного от предыдущего, – это и есть достижение второго внимания.
Таким образом, энергетическое сновидение обеспечивает доступ к огромному перцептивному и энергетическому полю (внешнему и внутреннему), а второе внимание, обогащенное объемностью и растождествленное с субъектом, получает возможность трансформировать открывшиеся поля.
Стало быть, сновидение в нагуализме не является способом погружаться в ночные грезы, стабилизируя и расцвечивая привидевшиеся образы. Собственно говоря, воспринятое в сновидении – только среда, пространство, в котором практик может, наконец, плодотворно работать со второй частью своего тела, со своим «магическим двойником». В нем хранятся главные ключи к трансмутации, к «алхимическому» превращению homo sapiens в «вечного человека», целостного Человека Реальности.
Работа с телом первого внимания необходима и неизбежна – так же как работа с вниманием и восприятием наяву. Это наш фундамент, который должен быть надлежащим образом подготовлен. Здесь разработано множество методов. Это и классическая йога, и цигун, и дыхательные упражнения, и другие практики психофизиологического контроля. Все они могут быть эффективны. Магические пассы – как те, что вошли в Тенсёгрити, так и открытые вами лично – образуют «энергетический мост» между первым телом и телом сновидения.
Но главный объем тотальной Трансформации происходит в энергетическом сновидении толтеков, когда энергии иных диапазонов Реальности вступают во взаимодействие со скрытыми от бодрствующего сознания структурами вашего тела. Здесь – Тайна «новой жизни», о которой мечтали мистики на протяжении тысячелетий. Она непостижима, превосходит всякое воображение и любые концепты, и одновременно реальна. Она прямо здесь, на кончиках наших пальцев.