Он медленно ступал по вязкому дну цитадели, облепленной гниющим органическим налетом, мучительно зловонным и устрашающим своей действенной непредсказуемостью и вечно терзающей угрозой невыносимых мук.
Тяжело передвигаясь, идуший старался рассчитать свой тяжелый, но размеренный шаг, чтобы не попасть под адский камнепад, неожиданно обрушивающийся из едкого сгущенного пространства. Камни, похожие на свинцовые шары, словно, охотились за своей жертвой и, нагнав, болезненно впивались и, расползаясь, словно ртуть, по телу, мучительно терзали той эссенцией зла, бездумно произведенной им самим, еще тогда, когда он жил… жил на Земле.

Время разбрасывать камни… предполагает время эти камни собирать…
Он…
Он медленно брел по беспросветному пути, иногда напрягался, стараясь уловить освоенные признаки надвигающейся опасности и вовремя расчитать смиренное замирание, чтобы камни зла причинили меньше боли, боли терзающей, невыносимой, умопомрачительной и жуткой.
Зло не щадило его, но было бессильно, когда находило в полнейшем смирении и отстраненности; он словно сжимал себя и помещал в сияющую точку света, в свою реликвию, в свою цель, в смысл своего существования, в свой маленький островок надежды, где утомленная страданиями душа оживала, находя умиротворение, радость, спасение и любовь.
Сгусток сияющего света озарил его душу в тот Великий День, когда цитадель постигла сокрушительная катастрофа. Кромешная бездна сотрясаясь, извергала из себя жуткое пламя смерти и вечной тьмы. Но не в состоянии противостоять Божественному свету, осветившему кромешную и устрашающую тьму во всех слоях и закомарках ада, зло обессиленно, со скрежетом и ненавистью отступило перед великим сошествием Спасителя в лоно вечных мук и человеческих страданий.
Свет, свет, свет… невиданный, неслыханный, блаженный, долгожданный залил весь ад, кого он ни коснулся, сразу оживил, до кого ни дотронулся, сразу воскресил… Какая радость заполыхала в цитадели, какая величайшая надежда появилась в душах мучеников и страдальцев всех веков, окутанных сгущенной и бесконечной тьмой.
Спаситель… Спаситель… Его надежда, любовь, смысл, вера, суть… И бесконечное, всеобьемлюющее желание всегда и везде нести в себе Его и никогда не расставаться, и никогда не предавать…
Спаситель… Спаситель…
Он помнит тот день… День сошествия Спасителя в ад…
Он помнит свои мысли «до» - тяжелые, гнетущие, он помнит беспросветность и вечный мрак…. Он помнит это страшное мучительное прозябание без любви, без радости, без веры, без Христа, когда память о содеянном, непоправимом и страшном, мучительном в своей глубокой безысходности, убийственно давило и он чувствовал свою ущербность, покинутость, оставленность, оплакивал осмысленные злодеяния, метался, звал, просил, кричал…
Христос… Христос… как тщетно было без тебя, как страшно, как непримиримо…
В той мрачной вечности до Дня Сошествия Христа он был окутан мраком мыслей, давящих и терзающих его. Он безустанно вспоминал, как убивал, как грабил, как не прощал и мстил, как в опьяненном озлоблении насиловал и издевался. Нет стоп. Нельзя. Это уже не он.
Не он…. Не он…
Отвратительные воспоминания… Уничтожить бы их…
Глубинная память, хранившая воспоминания, вредила ему… Даже, всего лишь вспоминая, он кормил своих врагов, кормил зло в ее разнообразных проявлениях. Проецируя из памяти в сознание, он давал когда-то происходившему жизнь и опять отвечал за содеянное и так столько раз, сколько это представало перед глазами. Страшный механизм, ужасный… Как избавиться? Как? И где все эти записи? В каких закомарках ада спрятаны, недоступные никому?..
Свет… святая святых…. его надежда и любовь, его вера и избавление… Он свернул сознание и растворился в оазисе своей надежды. Точка света, свеобьемлюющая и многогранная становилась им самим, все исчезало, отмирало, уничтожалось… И только он, растворенный в свете, и свет, растворенный в нём. - Господи, - вопрошал он, - я не достоин этого света, мои злодеяния ужасны, но ты сделал меня достойным себя, ты дал мне свет, ты озарил меня, освободил от вечных мук, но те, кто страдали из-за меня, они страдали незаслуженно.
Он вспомнил свою жертву, невинную как чистота… жертву беспомощную и слабую…
Выявленный эпизод из жизни, был страшный и непоправимый: пнув ногой маленькую жертву, он начал сладострастно смаковать её мучения.
Испуганный мальчишка возопил…
- Отпусти… мне больно…
Он расхохотался и расслабил пальцы. Мальчик с грохотом упал на землю и, продолжая кричать от боли, убежал…
Мальчик, мальчик…
В этой проклятой вечности ада, в этой беспросветной мгле, когда вдалеке появляется черная дымка мрака и короткий треск возвещает появление возмездия, он всегда чувствует мальчугана, всю его боль и дальнейшую трагедию жизни.
Страх породил у мальчугана травму речи, множество болезней, ввел в комплексы, сделал замкнутым, неразговорчивым, несчастным. Жизненная формула дала полнейший сбой, судьба скатилась по наклонной.
Мальчик, мальчик…
До последнего дня своей жизни он страдал от его глупого необузданного поступка. Он выстрадал свое одиночество в замкнутых стенах, выплакал глаза от невзаимной любви, выл по ночам от собственной несостоятельности, и молитвенно обращаясь к небу задавал один и тот же вопрос: за что? За что ты меня так наказал…
В адском безвременьи, когда возмездие появлялось, как по пущенному механизму, когда гулкий звук возвещал его приход, а из черной дымки мрака выявлялись зловещие фосфорицирующие руки и устрашающе приближались к нему, он всегда страдал за мальчика, чувствовал его боль, и, когда руки, правильнее было бы назвать отвратительно мерзкие, жутчайшие конечности вцепишись в него, как когда-то он в мальчишку, начинали терзать и мучать его, он начинал плакать… Слезами были грязеподобная муть, болезненно выплескивающаяся наружу и немного очищающая от содеянного. Он понимал, что страшнее мучителей зловонной цитадели были муки совести, когда содеянное мертвым грузом давящее на него, напоминало все время о себе. В такие минуты он не хотел защиты… Он не хотел сжимать сознание, не хотел в сияющую точку Света, полученную, как дар в день снисхождения в ад Спасителя. В такие минуты в нем появлялось сильное желание выстрадать за мальчика. Взять на себя его боль, мучения, несчастья…
Земля, Земля… ты была местом моей тщетной славы… моих обманчивых побед… моей горделивой самодостаточности, капканом дьявольских утех…
Жалость к самому себе медленно вползала в его сознание. Стоп. Тебе не место во мне. Он распознавал этого беса мгновенно. Достаточно приютить его и через короткое время бесовское полчище начнет терзать, выжирать его изнутри. Они сначала отправляют первого, кто легким незаметным импульсом пробив сознание начнет вселяться и занимать пространство, вызывая жалость мученика к самому себе. Спасением становилась молитва. Бесовские полчища в ужасе отскакивали, трепеща от страха и, наполняясь ненавистью и злобой к мученику, который парализовывал их своими мыслями о Спасителе, и становился их разрушителем, их смертью, их врагом.

- О, Спаситель мой! - Молился он Христу. - Ты явился в светозарном пламени и, сокрушив тяжелый плотный свод, висяший над страдальцами, утвердил великую победу, над злом, над адом, над вечной тьмой.
Он любил повторять эту молитву, он любил вспоминать тот день… День Великого Воскресения всех грешников… И набат, звучащий в его душе, это молитва, которую он повторяет каждый день… Спаситель – Свет от Света и Истина от Истины, обратившись к мертвым, обьявил:
- Свет Отца Моего отныне будет с Вами. Оживитесь им. И будьте живыми во веки веков. Я разрушил ад, чтобы воскресить Вас. Чтобы надежда сияла в Вас и вера согревала Ваши души. Чтобы Свет Господень был силой вашей. Свет пришел Я дать вам. Будьте Светом. Пока вы в Свете, тьма не коснется вас, отскочит она и не приблизится. Да будет Свет в душах ваших! По нему узнает Господь сыновей и дочерей своих… Кто не сохранит Света, снизошедшего на него, тот не будет принят Отцом. Только Свет соединится со светом, а тьма поглотится тьмой. Я воскресил вас, теперь вы живы Светом.
Он помнит, как искра Света появилась в нем, она пробилась, словно родниковый ключ, и разлилась по парализованному тяжестью грехов нутру, оживляя его, облегчая… осветляя…
Он помнит, как содрогнулся ад, какой царил повсюду хаос, страх и ужас. Зло не выносило Света. Свет сжигал всю нечисть, мучил, уничтожал. И только мученики ада, воскресшие в единовременьи, счастливо восклицали Свет! Да, будет отныне Свет!
- Свет Отца моего будет со мной. - Все повторял и повторял он. - Только Свет соединится со Светом. А тьма поглотиться тьмой.
Зло отскакивало от него, парализовалось, уничтожалось, когда он повторял эту молитву. Страдания облегчались, а Свет давал силы двигаться вперед.
Зло не щадило его, когда он молился. Оно мгновенно реагировало на враждебные себе мысли и всячески предотвращало их появление… Вот и сейчас из-за невидимой черты, протягиваясь по горизонтали появилось бушующее пламя, готовое сожрать его и уничтожить, но он согнулся и замер в оцепенении, не давая страху возможности овладеть им и погубить… В нем не было ни злости, ни страха, а только надежда на окончательное спасение, которое он называл никак иначе, как словом избавление.
Он знал, что возмездие вобрало в себя не только зло, содеянное им, но и все последствия, связанные с этим. Он был в ответе за нерожденных по его вине детей, за искажение путей и судеб тех, кто был когда-то его жертвой, он был в ответе за все страдания и исковерканные судьбы, в которых был не перст Судьбы, а его гнусные ежеминутные желания подчинять себя велению тьмы. Зло вуалировало себя всегда, зла для него тогда не существовало, был только он – сильный, мужественный, горделивый, и его желания - вершить свой суд над гнусным червяком, как он частенько называл себе подобных.
Мысли о прошлом ужасали его… Господи, Господи… Ведь это уже не я… Я принял свет, я существую только в свете… Но где? Где все эти записи? В каких закомарках ада спрятаны, как найти, дойти, сжечь светом, уничтожить, ведь тот, который причинял страдания, давно уже не он. Он воскрешен, он изменен, он восстановлен в первозданности своей… а память страшная, живет в нем и не дает покоя. Особенно он мучается воспоминаниями о мальчике: невинном, чистом, словно снег. Все, через чего прошел мальчишка, сейчас в этом мраке ада стало его судьбой, его путем… Но с ним был его Свет, его оазис мира и спокойствия, его спасение и благодать, его Божественная путеводная звезда. Свет был внутри него, и знал он, что не поддастся больше злу, и бесовские полчища не подойдут к нему, не будут мучать и терзать, питаясь и смакуя страданиями своей жертвы.
Найти, найти бы записи… и уничтожить… Стереть бы одним махом, освободиться и больше никогда не вспоминать…
Никто из узников зловонной цитадели не знал, где тайники содеянных грехов, где ключ к ним и как туда пробраться. Свет его спас. Свет оправдал. Свет воскресил, но память о содеянном осталась… Зачем? Зачем Спаситель не очистил память? Зачем им узникам и мученикам ада страдать от угрызений совести, когда сам грех прощен, зачем? Он не находил ответа.
Когда он думал о Христе, мучения мгновенно затихали, но это временно, пока сознание опять не вползало в сферу мрака и действий тьмы. Тогда все возвращалось на круги своя.
Найти бы, найти все записи и уничтожить… И еще предупредить… Предупредить тех, кто на Земле… После явления Спасителя, он несколько прозрел и временами, ему с трудом, но все же удавалось узреть Землю. Он видел мутные уродливые тени, считающие себя людьми и горько сожалел, что его голос, его беззвучный голос, вернее мысли вопиющие в аду, не в состоянии пробить греховный панцирь жителей Земли, и никто и никогда из живущих на Земле, не узнает чудовищной правды об узниках адского царства.
Его отголоски, отразившиеся в учениях святых отцов, многим казались сказками, а зловещее рыкание чудовищного зверя, наводящее страх на преисподню, плодом больного воображения… если бы он мог… если бы свершилось чудо и кто-то на Земле мог уловить его предостережения, но кто? Кому дано услышать голос грешника из ада?
Он окаменел. Чудовищная сила, ударив по бокам, швырнула в темноту. Ад не прощал подобных мыслей, все мысли были подконтрольны, а как же передать? Как довести до мрачного сознания хотя бы одного, который сможет передать другим… Мысль сладкая, как мед, могла бы стать его мучителем. Чернявая густая тень со скрежетом сорвавшись с потолка, вцепилась в горло. Поддавшись, он опустился на колени. Отсутствие сопротивления и чувства страха, спасли его. Адское отродье отвалило.
Люди… люди… Бедные люди…